Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

— По-всякому может повернуться, — неопределенно ответил Цыбин. — Иди разбирайся…

На деревянном диванчике в дежурной части сидел невзрачный и довольно потрепанный мужичок со смятой кепочкой в кулаке. Он был небрит, да вдобавок под градусом, — это Сокольников сразу понял, едва вошел в помещение. Мужичок оценивающе осмотрел Сокольникова, потом поделился результатом с Цыбиным:

— Молодой товарищ-то.

— Старые все на пенсии, — строго обрезал Цыбин. Панибратства с сомнительными типами он не терпел, а глаз на посетителей у него был наметан.

— Да ведь это хорошо, — с энтузиазмом подхватил мужичок. — Молодой — значит принципиальный. Так или нет?

Цыбин отвечать не стал, но мужичка это мало смутило. Вид у него был такой, словно он только что разоблачил законспирированную сеть иностранных шпионов. Он взглянул на Сокольникова в упор, словно предлагая незамедлительно представиться.

— Моя фамилия Сокольников. Я оперуполномоченный отдела БХСС.

— Я хочу сделать заявление, — гордо сказал мужичок. — Азаркин моя фамилия.

— Я вас слушаю. — Сокольников обреченно приготовился выслушать любую чушь.

— Моя жена совершила опасное преступление. И я, как гражданин, обязан — что? Так или нет?

— Что же она такое совершила?

— Нарушение правил о валютных операциях, — очень квалифицированно выговорил Азаркин. — Рыжьем торгует. Золотом то есть. Вот до чего дошла. Это как называется? Я на такое смотреть не могу. И как гражданин…

— Сокольников, — мрачновато позвал Цыбин, — он тут все изложил. Вот возьми.

А когда Сокольников подошел, добавил шепотом:

— Если б не заявление, я бы его в вытрезвитель отправил. Очень алкогольная личность.

Сокольников попытался разобраться в нетрезвых каракулях, но убедился, что с ходу этого сделать не удастся. Поэтому вздохнул и проговорил:

— Ну что ж, пойдемте ко мне.

В кабинете Азаркин, не дожидаясь приглашения, сразу же уселся на стул нога на ногу и кепочку свою натянул на колено. Он был готов к долгой и откровенной беседе.

— Рассказывайте, — Сокольников с сожалением взглянул на часы.

— Ей наследство досталось. Ну, жене моей, — начал Азаркин. — Не знаю там, тетка, кажется, из Куйбышева померла. В прошлом году. Богатая тетка, я тебе скажу. Кольца разные, кулончики, браслеты и рыжье. Царские червонцы. Вот она и начала монетами торговать. Я ей говорю: ты что, паскуда, делаешь! На зону захотела! Так же нельзя, это ж восемьдесят восьмая. А ей все нулем. Но я ж не могу на все это смотреть, ты ж понимаешь! Вы извините, что я на «ты». Вообще меня Николаем зовут. А вас, извиняюсь, как?

По словечкам, что то и дело сквозили в речи Азаркина, определенной юридической подкованности да еще по полублатной тягучей интонации Сокольников догадался, что заявитель прежде «тянул».

— Меня зовут Олег Алексеевич. За что судимы?

Вопросу Азаркин не удивился. Привык, как видно…

— Было дело. Случайно. Но я не о том. В общем, я такого терпеть не стал и пошел сюда. Каждое слово — чистая правда.

— Хорошо, — сказал Сокольников. — Ну а кому она продавала — вы знаете?

— Золото, что ль? Какой разговор! — обрадовался Азаркин. — Очень хорошо знаю. Может, мне и в заявлении надо было указать? Да я где угодно подтвердю. Слово, ну!

Сокольников испытывал растерянность. Муж на жену? Нда… А впрочем, чему тут удивляться… И на родителей в былые годы доносили. По другому, правда, поводу…

— Вы посидите в коридорчике, — распорядился он. — Мне надо доложить руководству.

— Понял, — сказал Азаркин, с готовностью исчезая за дверью.

Никому Сокольников звонить не собирался. Просто захотелось минут пять поразмыслить спокойно. По-человечески Азаркина нужно было выгнать пинками. Но по правилам требовалось отобрать объяснение. Сокольников был в некоторой растерянности…

Придвинул телефонный аппарат и набрал «100». «Двадцать два часа семнадцать минут», — сообщил автомат. Сокольников держал трубку около уха, пока не раздались гудки отбоя, потом осторожно положил на рычаг.

— Заходите, Азаркин, — пригласил он, распахивая дверь. — Вы с женой совместно проживаете?

— Ну! — сказал Азаркин.

— И… дети есть?

— Как же! — Азаркин оживился, вопрос ему очень понравился. — Двое. Старший, ты понимаешь, угрюмый, чертенок. А младший — весь в меня. Палец в рот не клади.

Сокольникову хотелось спросить, как же это Азаркин додумался заявлять на мать своих детей, но вместо этого сухо объявил:

— В общем, так. Завтра к одиннадцати приходите сюда. Будем решать.

— Все понял, — с нетрезвой угодливостью кивнул Азаркин. — Буду как штык. А объяснение брать не станете?

— Завтра, — буркнул Сокольников. — И объяснение завтра… если потребуется.

В глазах Азаркина он прочитал снисходительность к своей молодости и неопытности. Заявитель нахлобучил кепочку на лысеющую макушку, отчего сразу сделался похожим на вредный, несъедобный гриб.

— До скорого, гражданин начальник, — сказал Азаркин.

Утром он обо всем рассказал Трошину.

— Ты объяснение у него отобрал? — нетерпеливо перебил Трошин где-то посредине рассказа.

Сокольников пожал плечами.

— Нет. Противно было.

— Ну, Сокольников, ты даешь. — Трошин заходил по кабинету взволнованными кругами. — Чему вас там, на курсах, только учат! Ему дело само в руки идет, а он ушами хлопает. А если этот тип от всего откажется? Или вообще больше не придет?

— Воздух чище будет, — мрачно сказал Сокольников.

Трошин не расслышал. Он был весь погружен в обдумывание дальнейших действий.

— Поглядим-поглядим, — озабоченно пробормотал он. — Заявление зарегистрировал?

— Нет еще.

— Дай-ка его мне. Я сам… Все должно быть как положено. Чтобы ни у кого не было повода обвинить нас…

— В чем это? — удивился Сокольников.

— Как в чем? — Трошин удивился. — Хотя бы в укрывательстве преступления. Совершено серьезное преступление. Имеется официальное заявление. А ты? Этак до первой прокурорской проверки не доработаешь. Ты слышал, что в двенадцатом отделении было? Нет? Как-нибудь расскажу. Не-ет, так работать нельзя. Зачем мы тут сидим, по-твоему? Зарплату получаем… Народные деньги проедаем…

Глубокая убежденность и справедливое возмущение звучали в голосе Трошина, и Сокольников почти готов был поверить в искренность его слов. Не хватало только маленького штришка. Самой малости — Сокольников ощущал незавершенность.

После возвращения с курсов он работал в группе Трошина. В общем, они поладили, хотя Сокольникову претило трошинское морализаторство. Впрочем, у каждого свои недостатки, этот — не из худших.

— Где же твой заявитель? — требовательно спросил Трошин, показывая на часы, и как раз в этот момент в дверь постучали.

В кабинет просунулась сначала кепочка, а потом и голова Азаркина.

— Я извиняюсь. Можно?

— Заходите, — сказал Трошин.

— Здрасьте, Олег… я извиняюсь, забыл, как по отчеству, — сказал Азаркин, а все свое внимание уже полностью устремил на Трошина, мгновенно разобравшись, кто здесь главный. — Меня к одиннадцати вызывали. — Он подобострастно посмотрел на Трошина.

— Я в курсе, — изрек Трошин. — Повторите, пожалуйста, вкратце.

А Сокольников смотрел на Азаркина, и более всего его удивляло, что сейчас Азаркин был небрит в точности по-вчерашнему. Та же двухсуточная щетина покрывала его щеки и подбородок. А вот голос с утра был гораздо более хриплым. Пока Азаркин пересказывал свою историю, Сокольников делал вид, что занимается документами.

— …Я же просто не могу на такое смотреть, — с чувством излагал Азаркин. — Это же серьезное дело. Так или нет?

— Все правильно, — согласно кивал Трошин, — все логично.

— Государственное преступление! Нет, мимо таких фактов проходить нельзя, правильно я говорю? — взывал Азаркин, и Трошин подтверждал:

— Совершенно верно.

Контакт у них установился полнейший, что было свидетельством богатого психологического опыта Трошина. Они оживленно беседовали около получаса, пока Трошин, выяснив все, что представлялось ему важным, не отправился к начальству.

Некоторое время Азаркин сидел спокойно и разглядывал кабинет. Особенно ему понравился вымпел «Лучший оперативный сотрудник». Высоко задирая голову на тощей кадыкастой шее, Азаркин целую минуту внимательно его изучал. Потом интерес к живому общению пробудился в нем с новой силой.

— Я так понимаю, вы недавно тут работаете? — деликатно кашлянув в кулак, спросил он.

— Допустим, — строго ответил Сокольников. — И что же?

— Да это… вы без обиды, ладно? Как бы это… хватки пока не чувствуется. Понимаешь, о чем толкую, да? Вот старший ваш — другое дело. Сразу чувствуется. Но — без обиды, ладно? Я — по-свойски. Вашего брата я повидал. Да. Знаю. Деловой начальник, это точно. Вообще это дело наживное.